Чингисхан —китайский герой
Дочитываю книгу Михаль Биран о Чингисхане. Удивительная вещь — отношение к Чингису в Китае. Казалось бы, китайцы стали первыми жертвами монгольской экспансии, уничтожившей все три тогдашних китайских государства (Си Ся, Цзинь, Сун), пострадали не меньше мусульманского мира или русских княжеств. И тем не менее, общее отношение к Чингису существенно отличается от его образа в мусульманском мире, и тем более в русском пространстве.
Династия Мин, сменившая монгольскую Юань в 1368 году, по большей части не ставила под сомнение имперский мандат Чингиса, основателя предыдущей династии. Официальная история Юань, написанная при Мин, сохраняет буддистские титула Чингиса и подчеркивает его военный гений, хотя и весьма скупо описывает его завоевания — разорение Китая хроникой в основном игнорируется. Лишь под конец эпохи Мин, в период неудачных войн с монголами, началось осмысление Юань как травматического периода. Все же, династическая легитимность Юань не ставилась под сомнение, хотя ее основателем в поздней Мин стали считать Хубилая, а не Чингиса.
Маньчжуры, основавшие династию Цин (1644–1911), обращались непосредственно к чингизидскому принципу, женились на принцессах из рода Чингиса (как тимуриды в Центральной Азии), приняли печать Чингиса и его религиозный культ в рамках традиции тибетского буддизма (основатели династии Нурхаци и Абахай считались реинкарнациями Чингиса и Хубилая). Именно этот чингизидский принцип помог маньчжурам заручиться поддержкой халха монголов в войне против нечингизидских джунгар, и успешно инкорпорировать монголов в свое государство. Опыт чингизидского (а значит, некитайского) правления над всем Китаем маньчжурами изучался тоже — еще до вхождения маньчжур в Пекин на маньчжурский язык были переведены официальные истории успешных иностранных династий, правивших в Китае — государства киданей Ляо (907–1125), государства чжурчжэней Цзинь (1115–1234), и самого успешного из них, государства монголов Юань (1271–1368).
С падением Цин китайские националистические авторы стали пересматривать монгольское нашествие и период Юань в исключительно негативном ключе, и часто проводили аналогии между монголами и японской оккупацией в 1930–1940 годы. Но очень скоро Чингис понадобился снова как полезный политический символ, когда китайские националисты изо всех сил пытались «натянуть кожу нации на имперское тело» — то есть, сохранить контроль Китая над некитайскими территориями, оккупированными Цин, включая внутреннюю Монголию, к которой надеялись добавить еще и Внешнюю Монголию.
«Возвращение» Чингиса началось в 1930-х, в период яростной борьбы между националистами, коммунистами и японцами за Внутреннюю Монголию.
Первым кто объявил Чингиса китайским национальным героем стали Чан Кайши (лидер Гоминьдана) в 1935 году. Чингис в его интерпретации был китайским императором, независимо от его этнической принадлежности, и был первым китайцем, покорившим Россию, а долгое господство его наследников над Москвой было воспринято как исторический прецедент окончательной победы Чан Кайши над коммунистической партией Китая, которую считали агентом Москвы. В тот же самый год, однако, новый лидер КПК, Мао Цзэдун, говорил монголам Внутренней Монголии, что только сражение за коммунистов поможет монгольской нации сохранить славное наследие Чингиса. В этом смысле Мао радикально отличался от советской традиции, где Чингиса было принято изображать только в негативном свете.
Коммунисты в итоге добились широкой монгольской поддержки (в основном обещая автономию). После окончательной победы в 1949 году отношение к Чингису несколько раз менялось в зависимости от текущей идеологической повестки дня. Началось все с «медового месяца» в 1950, когда государство построило мавзолей Чингиса в Ордосе и вернуло туда его «реликвии» (ранее их вывезли, чтобы не попали в руки к японцам). Культ Чингиса продолжался, хотя и потерял основной религиозный смысл, а церемонии стали проводиться реже и больше походили на этно-культурный фестиваль. Монголам не особенно нравилось это вторжение китайцев в их традиции, тем более что оно сопровождалось китайское колонизацией Внутренней Монголии. Но на фоне Монгольской народной республики (Внешней Монголии), где Чингис согласно советской традиции изображался в негативном свете, а его культ был запрещен вообще, даже Китай с его ограничениями в глазах монголов выглядел лучше.
В конце 1950-х Чингис в Китае на короткое время тоже стал тираном, но советско-китайская вражда начала 1960-х быстро вернула его в качестве политического инструмента. Статьи в ведущих китайских научных журналах, хотя и по-прежнему осуждали войны Чингиса на севере Китая, при этом высоко ценили его прогрессивную роль объединителя монгольских племен, основателя монгольской государственности, промоутера отношений Востока с Западом, и как фигуру, начавшую движение на пути к воссоединению Китая и завоеванию России. В 1962 году в Китае — и даже на Тайване — с помпой отметили 800 лет со дня рождения Чингиса, что особенно резко контрастировала с подавлением такого праздника в Монголии. В СССР писали, что «Пекин отмывает кровь с рук Чингисхана и дает ему новую прогрессивную роль в истории Китая», предпочитая «национал-буржуазную позицию» пролетарскому интернационализму.
В годы культурной революции (1967–1976) негативное отношение к тирану Чингису вернулось. Под прицелом оказалось все традиционное наследие монголов, как и других национальностей. На монголов оказывалось давление с целью интеграции в ханьскую культуру, их сопротивление привело к гибели более двадцати тысяч монголов, мавзолей Чингиса был разграблен, некоторые его реликвии уничтожены, а все место стало соляным заводом.
Но и этот период с началом политики реформ в 1978 году при Дэн Сяопине. Новый сдвиг в политике меньшинств с начала 1980-х годов позволил восстановить мавзолей Чингиса и ежегодные праздники в Ордосе под лозунгами «монголы и хань — одна семья ». Новая китайская национальная политика, представляющая Китай как родину пятидесяти шести национальностей, пересмотрела и Чингиса и его наследников. Теперь история каждого меньшинства считается неотъемлемой частью истории Китая, а историческое наследие монгольской национальности занимает свое гордое место в пределах большего китайского наследия. Монгольское завоевание больше не рассматривается как травматичное или даже иностранное правление, а скорее как время, в течение которого монгольское «меньшинство» управляло всей страной. Более того, благодаря включению тибетцев, уйгуров и мусульман в «китайское» государство, Юань рассматривается как ключевой период в развитии многоэтнической китайской идентичности, период, который решающим образом способствовал сплоченности китайской нации.
Такая новая интерпретация истории проложила путь к огромному росту популярности Чингиса в Китае с 1990-х годов, параллельно с аналогичным ростом во Внешней Монголии и на Западе. Что в свою очередь, привело к конкуренции между Китаем и Монголией за наследие Чингиса.
Китайско-монгольская борьба за Чингиса проявляется, например, в соревновании за открытие легендарной могилы хана. В 2000 году китайские археологи объявили, что нашли могилу Чингиса в Китае — в горах Алтая в Синьцзяне. Монголы не признали это, да и доказательств китайцы не предоставили. В 2003 году американо-японская экспедиция объявила, что нашла гробницу в центральной Монголии, в 300 км к северо-востоку от Улан-Батора, открытие, к которому китайские археологи относятся скептически. Правительство Монголии не позволило продолжать раскопки, чтобы не тревожить мертвых, так что точно установить, чья это могила пока невозможно.
В то же время, китайцы пытались извлечь максимальную пользу из мавзолея во Внутренней Монголии, утверждая, что он важнее, чем тайное местонахождение настоящей гробницы. В 2003 году власти объявили о своем намерении расширить существующий мавзолей и вообще превратить эту отдаленную местность в крупную туристическую достопримечательность, с огромным парком развлечений («Чингислэнд»). В 2004 году, когда проект столкнулся с финансовыми трудностями, правительство Китая рассматривало возможность превращения его в частное китайское предприятие. Эта попытка «продать Чингиса китайским капиталистам» вызвала протесты во Внутренней и Внешней Монголии, и правительство было вынуждено отказаться от идеи, показав, что даже китайские манипуляции с Чингисом имеют свои пределы.
Сегодня Чингис пользуется поддержкой правительства и играет ведущую роль в качестве одного из самых выдающихся национальных героев Китая. Восковая фигура Чингиса стоит в Национальном историческом музее в Пекине рядом с самыми выдающимися императорами в истории Китая; его хвалят как первого китайца, покорившего Европу, и множество книг, фильмов и сериалов отмечают его достижения, в основном его позитивную роль в объединении монголов и расширении китайских территорий. Как резюмирует Михаль Биран, успешный присвоение Чингиса китайцами является впечатляющим свидетельством замечательной способности китайского национализма превращать национальную травму в
национальный триумф.
